– Цела? Летти! Что с тобой? – Элий тряс ее за плечо.

Летиция не отвечала. Она медленно выдохнула. И… Элий понял, что она не вздохнула снова… Ее глаза закатились, тело обмякло и сделалось неестественно тяжелым… Он убил ее, убив гения! Элий приник к ее губам и вдохнул воздух ей в рот. Она открыла глаза.

– Летти! – он вновь тряхнул ее за плечо.

Она всхлипнула. А раз всхлипнула – значит, вдохнула. Жива! Жива! Элий прижал ее к себе.

– Уйдем отсюда, – едва слышно попросила она.

– Цезарь… – раздалось сзади.

Элий обернулся. На пороге стоял Квинт. Одной рукой он держался за косяк, второй – за голову. Из-под волос к переносице стекала струйка крови.

– О боги… – только и выдохнул фрументарий, оглядывая забрызганные кармином и платиной стены.

Элий уложил Летицию на кровать, укрыл одеялом. Она вся дрожала.

– Думаю, стены долго придется отмывать, – раздался знакомый хриплый голос. И, отстранив Квинта, в спальню протиснулся Курций. – Как ты сумел от них отбиться, Цезарь?

– Мой гений не знал, что с некоторых пор я держу кинжал под подушкой. Как Катон Утический… – Элия сделал попытку улыбнуться.

– Давно слежу за этой братией. Ну что за твари! Богов не сумели свергнуть, так людям решили нагадить, – вздохнул Курций. – К счастью, мой гений мертв. А твой, полагаю – нет?

– Именно так. Сколько с тобой людей? – спросил Элий.

– Центурия вигилов и контуберния преторианцев с центурионом Секстом Сабином во главе. Я только что получил сообщение: гении захватили курию. И сразу же ринулся к тебе. Малость опоздал.

– Да, самую малость. Слушай и выполняй. Объяснять некогда. От того насколько ты будешь ловок и смел, зависит судьба Рима.

– Ну да, да, судьба Рима, о чем же еще ты можешь толковать!

Квинт шагнул вперед, споткнулся о мертвого гения, едва не упал, ухватился за столик, опрокинул, шлепнулся сам рядом с кроватью.

– Плохо соображаю, – пробормотал фрументарий и стер краем простыни кровь со лба.

– Центурион Курций, ты отправишься на Палатин. К императору. Немедленно, – приказал Цезарь.

– Он как будто не давал мне аудиенции.

– Не имеет значения. Прорвись во дворец. Убей гения императора.

– Ты понимаешь, какой приказ отдаешь?

– Вполне. Скажи, на что согласится человек, лишь бы Рим не узнал, что это именно он организовал лабораторию Триона и велел финансировать разработку ядерной бомбы? Ведь это преступление?

– По закону Империи – государственная измена.

– Император не может совершить подобное преступление. Иначе он перестанет быть императором. И об этом знает его гений. Пока гений жив, он будет шантажировать своего подопечного. Выполняй приказ. Как Цезарь я наравне с Августом обладаю Высшей властью.

– Но несмотря на это, тебя могут судить за подобные приказы.

– Курций, решение принято. Осталось только его выполнить.

– О боги! Мы клянемся гением императора… а ты велишь убить.

– Будешь клясться и впредь. После того, как убьешь.

– Я не могу.

– Можешь! Я только что убил гения Летиции у нее на глазах. И еще двух гениев, не ведаю чьих. Гений императора не лучше их и не хуже.

Курций тяжело вздохнул и стиснул зубы. Убить гения императора! Да как после этого он будет жить…

– Ты уверен, что гений императора сейчас во дворце? – спросил вигил.

– Уверен. Я беру отряд преторианцев и направляюсь в курию. Квинт пока останется здесь вместе с Летицией. У тебя есть надежные люди для ее охраны?

– Негении? – зачем-то уточнил Курций.

– Именно – негении.

– Найдутся.

Элий шагнул к двери.

– Кстати, ты не сделал мне «тест на гениальность», – усмехнулся Курций. – Вдруг я гений и ловко тебя провел.

Элий обернулся:

– Это лишнее. – Он кивнул на безобразный ожог на руке вигила. – Наша жизнь не оставляет отметин на наших гениях.

Бенит шел по улице в сопровождении двух номенклаторов [36] . Те шепотом называли имена встречных граждан, если то были граждане из шестой трибы. Бенит подходил, здоровался, участливо спрашивал о жене и детях, интересовался делами. Ухищрение, старое, как Рим, срабатывало.

И тут какой-то мальчишка с воплем: «Гении захватили курию!» – пробежал по улице.

Бенит понял, что настал его час. Подобрав тогу, он бросился на форум. Номенклаторы и охранники следом. Бенит встретил по дороге патруль вигилов и забрал «неспящих» с собой. Вокруг статуй трех Фат перед курией собралась толпа. Заметив белоснежное одеяние кандидата, люди расступились. Кто-то попытался ему помешать, удержать… Не тут-то было. Оставив своих соратников разбираться с гениями, Бенит ворвался внутрь курии. Сенаторы сидели в мраморных креслах. В зале их было примерно столько же, сколько гениев. Но никто не пытался дать отпор. Сенаторы как будто двоились: люди в тогах с пурпурными полосами и гении в тогах с пурпурными полосами. Как отличить кто из них кто? Да, многие были вооружены. И значит – это гении. Никто из них не стал стрелять в кандидата.

С кресла председательствующего поднялся консул Силан. Помолодевший лет на двадцать как минимум. Гений? Ну конечно. Возраст не совпадает – вот оно что! У гения свое время, отличное от человека. Бенит подскочил к гению консула Силана и крикнул развязно:

– Эй, придурок, что ты тут делаешь?!

– Я – гений, – отвечал тот. – Отныне Рим принадлежит нам.

– Ну разумеется! Как же иначе, дорогуша! – И Бенит выстрелил гению в лоб.

На белоснежной тоге кандидата пурпурные капли смотрелись как знаки избрания.

– Это же гении! – заорал Бенит. – Они боятся убивать в отличие от нас, доблестных сынов Рима! Чего вы смотрите, отцы-сенаторы?! Бей их! Они трусы!

И сам полез по ступеням наверх, стреляя в воздух. Наверное было бы ему несдобровать – гении уже отведали крови и прежний запрет был не так строг, не так свят и страшен. Но тут в курию ворвалась контуберния преторианцев с Цезарем во главе. Среди гениев началась паника. Один из гениев выстрелил. Пуля раздробила центуриону преторианцев челюсть. Началась свалка. Цезаря сбили с ног. Двое дерущихся навалились на него сверху.

– Я сенатор! Сенатор! – вопил один из них. Второй лишь хрипел в ответ.

Преторианцы фактически остались без начала. Бенит возликовал.

– Воины! – завопил Бенит. – Бей гениев!

Преторианцы хватали всех подряд и тут же проводили тест на гениальность. Людей сгоняли в одну кучу, как стало овец. Но стоило из-под клинка брызнуть платине, как несчастного добивали. Элий наконец оглушил строптивого сенатора ударом кулака, локтем заехал в нос его противнику и выбрался из-под навалившихся сверху тел. Туника его была разорвана, волосы взъерошены. Меч он потерял в свалке.

Элий попытался остановить резню, но Бенит его опередил:

– Не слушайте гада, он гений! Главный среди них!

Один из преторианцев, захмелевший от крови, взмахнул мечом. Элий увернулся – острие клинка лишь чиркнуло по руке. Брызнула кровь. Чистый кармин, без платины.

– Цезарь! Это Цезарь! – крикнул преторианец. Но его не услышали.

Элий кинулся буквально под клинки. Чудом избежал удара и занял проход между мраморных кресел. Гении сгрудились у него за спиной, ища спасения. У преторианцев были сумасшедшие, искаженные лица. У Цезаря тоже.

– Назад! – прохрипел Элий. – Гении сдаются.

Бенит выстрелил. Метил ли он в Элия или нет – неведомо. Пуля ударила в мраморную доску с консульскими фастами [37] . Мраморными осколками Элию посекло кожу на лице и шее. На этот раз все увидели, что кровь человеческая. Точка была поставлена.

– Всем гражданским сложить оружие! – Верзила-преторианец с символическим именем Неофрон [38] шагнул вперед, загораживая Цезаря.

Ему подчинились. На тех гениев, кому посчастливилось остаться в живых, надели наручники. Бенит, сообразив, что здесь ему делать больше нечего, выскользнул из курии.