В этот миг Веру почудилось: если он проникнет в тайну такого чувства, как любовь, он разгадает все тайны разом.

Люди говорили, что, вернувшись в Рим, Юний Вер впал в безумие. Его охватила ненасытная похоть. Он опустошил свой счет в банке Пизона и кинулся в Субуру. Было раннее утро, почти все лупанарии закрыты, но он отыскал один, где его приняли, позвал в комнату сразу двух красоток, не отпускал три часа, а расплатившись, отправился сразу к новой девице. Так он путешествовал по лупанариям дней пять, пока слух о нем не распространился по всей Субуре. В занюханный лупанарий стали неожиданно заглядывать весьма приличные матроны и совсем юные девицы с густо накрашенными личиками. Посетительница, сунув пару крупных банкнот хозяйке, и переодевшись в отдельной каморке, в полупрозрачном наряде отправлялась в соседнюю комнату, чтобы сменить предыдущую партнершу Вера. Это был пир плоти, пир на котором не наступало насыщения.

Спустя несколько дней Вер снял отдельный дом и переехал туда вместе с восемью гетерами. Девушки одна за другой менялись на его ложе. Пир продолжался. Яства убывали, но не насыщали. Вер находил свое положение поначалу забавным, потом начал им тяготиться. Он успел изучить особенности всех восьмерых шалуний. Но изучив, не нашел в девицах того, что искал. Они ссорились меж собой и жаждали новых утех и щедрых подарков. Их чувства, как их плотские запахи, были возбуждающе тяжелы. Разбираться в их переживаниях было порой невыносимо. Ни разу за все дни и ночи Веру не захотелось оставить землю и взлететь в небо.

В утро после визита Элия Вер почувствовал не только насыщение, но и пресыщение, еще не зная, нашел он то, что искал, или потратил время зря. Он рассчитал красоток, наградил сверх таксы не скупясь, и выпроводил прелестниц за дверь.

Потом он летал над Римом несколько часов и с каждым виражом находил Город все прекраснее. Он облетел форум с его бесчисленными колоннами и памятниками знаменитым римлянам. Он приветствовал основателя Ромула на Священной дороге и крикнул: «Здравствуй!» бронзовому Горацию Коклиту, легендарному герою, который сражался за свободу Рима, а не ради потехи. Вер помахал рукой как другу Марку Аврелию, что ехал неспешно на коне навсегда среди народа Рима, один в толпе, но не над ней, любитель праведной жизни, все подчинявший долгу, даже свои чувства и чувства других. При жизни его не сочли достойным форума, но много лет спустя перенесли сюда, потеснив прочих. Арка Септимия Севера поражала своей мощью, но это была мощь солдата, и Веру не хотелось преклониться перед ней. Вер облетел храм Юпитера с горящей золотом черепицей на крыше и полюбовался несущейся в небо квадригой, но опять же эта мощь не вдохновила его и не заставила восхититься. И огромные статуи Капитолия – Юпитер, Аполлон и Геркулес – не заставили его трепетать. Того, что он искал, не было в Риме. Не было даже в построенном в подражание прежней роскоши Квиринальском научном центре. Минерва, держащая в руках стеклянную сферу, была прекрасна, но не было в ее красоте всезнающий, охватывающей весь мир мудрости. Это была красота земной женщины.

Меркурий приоткрыл дверь и просунул голову, пытаясь определить, спит Юпитер или бодрствует. Едва дверь скрипнула, как старик приподнял голову и уставился на шалопутного сынка тяжелым взглядом.

– Чего тебе? – спросил он не особенно любезно.

– Плохое настроение? – поинтересовался Меркурий. – Давненько ты не превращался в быка и не отправлялся на приключения.

– Что-то не хочется, – буркнул Юпитер.

– Да неужто? Никогда не поверю.

– Красавиц полно и в этом дворце.

– Может быть и так. Да не все богини здесь.

Юпитер нахмурился.

– Что хочешь этим сказать?

– Ничего особенного. Лишь то, что одна очень милая Нереида когда-то пленила сердце повелителя богов и людей.

– Да мало ли их было, – фыркнул Юпитер. – К примеру, Фетида [64] . Меня вовремя предупредили, и я выдал ее замуж за простого смертного.

– Ну да, – поддакнул Меркурий. – В прежние времена ты бывал осторожен. Но потом…

– Что случилось? – Юпитер сел на ложе и натянул на плечи пестрый персидский халат.

Халат притащил с земли сам Меркурий после очередного путешествия. И теперь Юпитер повсюду разгуливал в этом халате, какой-то по-домашнему уютный, подобревший, погрузневший и нестрашный.

– Помнишь ли одну милую богиньку, что обитала в Свевском море, и незадолго до начала Третьей Северной войны тебя совершенно очаровала?

– Миленькая была девочка, – причмокнул Юпитер. – Как же… мне ее не забыть.

– Так вот, прежде она жила в колодце в заточении. Ты сам ее туда посадил и дал для охраны стражей. А она убежала, повстречалась с тобой, у нее родился сыночек.

– Да, я припоминаю, было какое-то предсказание… – Юпитер потер лоб. – Но я забыл – какое. Как всегда, очередная мерзость. Так ты говоришь, у нее родился сын? Что-то не слышал, чтобы у богов в последнее время рождались дети.

– Да, молодые боги – большая редкость. Большинство молодится да рядится в новые одежды.

Юпитер нахмурился. Дыхание сделалось хриплым. Волнуется старик. Как бы не жахнул сейчас по земле своим перуном и не спалил бы кого ненароком. Но Юпитер не стал никого жечь. Он лишь глотнул нектара из золотого бокала (людская работа, опять же Меркурий после очередной своей командировки приволок).

– Логос? – только и спросил Юпитер.

– Он самый, – отвечал Меркурий. – И что самое удивительное – он облучился Z-лучами и прошел метаморфозу.

– То есть он не Логос теперь.

– Я думаю, что как раз Логос… Но… не тот, которого все ждали. А каков он – этого тебе не скажет никто. Так что будем делать?

Юпитер задумался. И думал долго. Ничего не сказал. Повалился на ложе и захрапел. М-да, поговорили, называется. Меркурий на цыпочках направился к двери.

– Приведи его во дворец, – сказал Юпитер ему в спину.

Макций Проб ожидал возвращения Элия в атрии. Сенатор нервничал, постоянно поглядывая на хронометр. Времени оставалось слишком мало. Он уже трижды звонил на радио, просил сохранить время в сетке вещания и обещал, что к условленному часу Цезарь появится.

– Неужели он не знает, что судьба Рима зависит от него! – бормотал Проб.

Наконец Элий пришел. Сенатор кинулся к нему и буквально поволок вон из дома.

– В чем дело? – Цезарь был изумлен подобным обращением.

– Ты должен выступить на радио и попросить своих бывших избирателей не голосовать за Бенита.

– Сиятельный, я не могу этого сделать. Я – Цезарь. И по конституции не имею права влиять на выборы.

– Не надо выступать прямо. Достаточно просзрачныхь намеков, удачной шутки, верной цитаты, и Бенит потеряет сразу несколько тысяч голосов. Для его поражения этого будет вполне достаточно. Не мне тебя учить, как это делается.

– Я не имею права нарушать конституцию, сиятельный.

Макций Проб пришел в ярость. Старик затрясся, губы его побелели.

– А Бенита ты имеешь право пустить к власти?! Да или нет?! Немедленно едем на радио! Империя и так на грани хаоса. Мы потеряли гениев и дар исполнения желаний. Что еще должен утратить Рим, чтобы ты перестал благодушничать?

Элий отрицательно покачал головой:

– Хаоса в самом деле достаточно. И я не хочу его усиливать, нарушая закон.

– Цезарь, сегодня статуи богов покрылись кровавым потом. Или ты не слышал? Радио твердит об этом весь день.

– Значит, боги предупредили римлян. Зачем же должен говорить я?

– Ты – идиот, Элий! Если Бенит окажется в сенате, это будет на твоей совести!

– Я не верю, что римляне так наивны.

– Римляне глупы. А ты – еще глупее. Желаю счастливой поездки в Месопотамию.

И Макций Проб, дрожа от ярости, вышел.

Бенит улучил минутку и заглянул домой: перекусить и повидаться с дедом. Крула он отыскал на кухне. Старик сидел за столом и отрезал от нежно-розового, отливающего перламутром, окорока тонкие пергаментные ломтики.